Объясните нам немного, пожалуйста, разницу между техникой и выразительностью.
Дэвид: техника должна присутствовать априори. Мимо этого не пройти. Как бы здорово ты ни интерпретировал - если ты не можешь играть, то это будет абсолютно неинтересно. Потому что как и слушатель ты не можешь расслабиться из страха, что может произойти нечто непредвиденное. Из техники вытекате,  первую очередь, понимание музыки. То есть понимание композиторов, времени, когда было написано произведение, а так же понимание партитур, в которых записано произведение. Всегда нужно знать: кто, что и когда играет? Можно слушать скрипичный концерт и распознать в нём только бегущую автомагистраль. Но когда ты знаком с каждым голосом в партитуре, то эта автомагистраль подразделяется на множество мелких нюансов и деталей, и только тогда можно вести разговор с инструментом. Если солист замечает, что кларнетист каждый раз фразирует немного по-другому, то он может ответить на это своим инструментом. Только так получается живая музыка.

Вам всегда приносит удовольствие игра на скрипке?
Неее (смеётся). Вставать по утрам и играть гаммы -  какое это удовольствие? В этом случае это и есть рутина.
Вам действительно необходимо до сих пор заниматься гаммами?
Дэвид: о да, это абсолютно обязательная программа. Это как у балерины, которая каждое утро встаёт  к станку и работает над своими плие. Или как у футболиста, который во время тренировки старается как можно дольше удерживать мяч в воздухе. Это всё элементарно, чтобы потом, на сцене, чувствовать себя комфортно. Потому что там ещё  нервы, давление, лихорадка (спешка), прожекторы слишком горячие, а костюм где-то жмёт - и несмотря на всё это нужно выдать самый лучший результат и, прежде всего, полную сосредоточенность. Для всего этого необходима оптимальная подготовка, чтобы всё получилось. Поверьте мне: зачастую на сцене ты совсем по-другому ощущаешь свои руки, чем дома в своей собственной комнатке. Поэтому постоянные занятия - какими бы монотонными и скучными они ни были - обязательны. Если не чистить зубы по вечерам, то можно заработать кариес. А я не хочу заработать музыкальный кариес, поэтому чищу свои скрипичные зубы гаммами.

Несмотря на всю подготовку, заметно ли в Вашей игре влияние Вашего состояния (формы)?
Дэвид: конечно. Я всегда знаю точно, когда у меня возникает дефицит. Послдение дни я не мог достаточно заниматься, из-за промоушна, и всё равно только что играл. И сразу же заметил: уффф, надо бы сегодня ночью потренироваться, так как через два дня у меня снова концерт. Слушателям всё равно, как я провёл эти три дня до концерта, они ждут от меня самого лучшего. Это так же и моя ответственность: воздать должное  всем, но прежде всего - музыке.

Поговорим немного о шоу-элементе в классике. Коллега Найджел Кеннеди сетовал в своём интервью на то, что у него создалось впечатление, что на сегодняшний день шоу и внешний вид солиста ценятся больше чем само исполнение.
Дэвид: это странный комментарий от того, кто ходит с ирокезом на голове (смеётся).

Он привёл тогда в пример концерт, в котором он увидел красавицу виолончелистку, на метр возвышающуюся над оркестром, прекрасно освещённую, но исполняющую абсолютно бездушно.
Дэвид: действительно, есть такое. Но это, конечно же, чистый идиотизм. Уже потому, что виолончель звучит намного лучше, когда она находится внизу. Это известно уже как лет триста.

И всё-таки: совсем отказываться от элемента шоу Вы тоже не хотите.
Дэвид: в самом шоу нет ничего страшного, оно вполне может быть частью гезамткунстверка (объединённое, универсальное произведение искусства...прим.пер.). Напомню о Вагнере, который построил для себя Дом Оперы и совместно  с архитектором разработал план здания, осуществившего возможность идеального звука и идеальной продукции (представлений, выступлений). Но продукция никогда не должна мешать самой музыке. Если это хорошая продукция, то она только увеличивает музыкальную составляющую. Так как в итоге зрителю, сидящему в зале, очень хочется на некоторое время забыть о многих вещах, блуждающих в его голове.  В моём случае я позволяю себе, с помощью шоу, озаботиться тем, чтобы он (зритель) отключался моментально. В общем, если есть возможность - а опера не делает ничего другого, начиная с 16-го века - погрузить голову зрителя в историю, мелодию и эмоции, то  нет ничего предосудительного в том, чтобы эти возможности использовать.

Нет ли при этом риска, что сама музыка отойдёт на второй план?
Дэвид: нет. Если я делаю кроссовер-продукцию, то там, конечно же, много всего: там есть танцовщицы, сценические элементы, немного пиротехники - но всё это никогда не должно конфронтировать  с музыкой,  а быть с ней единым целым. Конечно, на "Металлике" можно позволить себе по настоящему оторваться в визуальном плане. Но в классике я очень консервативен и всегда имею потребность представлять её так, какой она была задумана изначально. Играть концерт Бетховена на трёхметровом помосте - это полная чушь. Потому что солисту нужно точно слышать, что играет оркестр. Кто-то не зря же придумал, что солист должен находиться в непосредственной близости от дирижёра, и нет никаких оснований это менять. Уже 20, 30-ти  сантиметровое движение инструмента влево или вправо значительно изменяет звучание. Сцена, располагающая солиста таким образом (имеет в виду про трёхметровый помост...прим.пер), означает компроментирование музыки. И я таким не занимаюсь.

Разве не является одной из форм компроментирования классической музыки исполнение фрагментов великих мастеров в таких ТВ-программах как "ZDF-Fernsehgarten" или "TV total"?
Дэвид: нет, напротив. Я нахожу великолепным тот факт, что туда вообще приглашают с такими старинными произведениями.

Вы скромничаете - Вы всё же являетесь немецкой супер-звездой среди классических исполнителей.
Дэвид: но меня приглашали уже тогда, когда я не был ею. И я ставлю это в большую заслугу этим тв-программам и их авторам. У меня нет боязни каких-либо контактов - до тех пор, пока для меня это оправдано в плане качества, формат передачи мне безразличен. Говоря утрированно: если я в общественном туалете  хорошо играю какое-то произведение, то я буду рад этому так же, если бы я стоял на сцене Берлинской филармонии.

Мы можем сойтись на том, что эти приглашения Вы получаете не только благодаря Вашей выдающейся игре?
Дэвид: возможно, это связано так же и с тем, что я был интересен ещё чем-то помимо своей игры, но это, в конечном счёте, не важно. Элвис Пресли тоже был обладателем не только офигительного голоса, но и хорошенькой внешности. И это нормально, что  эта комбинация встречается на сегодняшний день и в классике. В конце концов, Мария Каллас голодала до изнеможения, чтобы выглядеть на сцене сексуально. Но и обратное представление я нахожу абсолютно абсурдным - весить 250 килограмм и носить интеллектуальные роговые очки, чтобы быть принятым всерьёз как классический музыкант. Талант и внешность не должны взаимоисключать друг друга. Посмотрите на Йонаса Кауфмана - он и эффектен и великолепный певец! Это меня и раздражает в некоторых критических статьях: когда при прочтении оных у меня возникает ощущение, что мне нельзя выглядеть так, как я выгляжу, дабы заслужить уважение как музыкант.

Кстати, о критике: возникает чувство, что зачастую речь больше идёт не о самой критике, а о желании прямо-таки позлорадствовать над Вами.
Дэвид: да, это так. И даже это нормально, если при этом обращается хоть какое-то внимание на музыку. Но чаще всего этого не происходит вообще. (задумался) Я всегда говорил своему отцу, который происходит из мира чистой классики: "Послушай, когда-нибудь обо мне напишут офигительную критику, пресса будет меня боготворить - но самое позднее в тот момент я больше не получу приглашения в "TV Total"!" (смеётся)

То есть, Ваша внешность - это, в конечном счёте,  недостаток (изъян), мешающий публичному восприятию Вас как качественно ценного скрипача?
Дэвид: скажем так: она (внешность) немного усложняет дело. (смеётся) Если я решаюсь выйти на сцену в сникерах и играть Бетховена, то определённые  консервативные круги сразу же отнесутся ко мне с предубеждением. При этом ни одной ноты я  не играю по-другому, как если бы на мне были надеты лаковые туфли.   Причиняю ли я этим самым боль Бетховену? Напротив: я играю, возможно, даже ещё лучше, потому что чувствую себя на сцене комфортно. То есть, если зайти ещё дальше, то можно сказать так: мой неподобающий выбор обуви только пойдёт на пользу произведению, оркестру и тем самым всему концерту. И зачастую уже одного этого достаточно для резкой критики в мой адрес.

От "вундеркинда", через "бунтаря скрипки" и "дьявольского скрипача",   до "самого красивого скрипача в мире" и "скрипача кроссовер-а". Вам подходят все эти штампы (ярлыки)?
Дэвид: трудно сказать, не я их навесил сам на себя. И у меня нет впечатления, что моё музыкальное развитие как музыканта проходило именно через такие этапы. Что касается самих терминов: оглянувшись недоумённо вокруг, думаешь: "Ну что ж, могло быть и хуже". Лучше быть самым красивым скрипачом в мире, чем самым страшным. (смеётся) Всё это надо принимать с юмором. Такой штамп предполагает, что люди находят тебя довольно интересным, раз  вообще заморачиваются с придумыванием штампов. Ничего плохого в этом нет. И самое классное, что  я могу сделать, это сделать в следующий момент нечто противоположное тому, что включает в себя понятие актуального штампа.

Не является ли именнно это причиной того, что Вам с трудом удаётся быть воспринятым серьёзно, по сравнению с другими мировыми звёздами классики?
Дэвид: нет, совершенно нет. Доказательство тому - мои ежегодные замечательные концерты. А именно - с первоклассными оркестрами в самых прекрасных  концертных залах мира. Люди из высшего ранга классики, которые меня приглашают для совместной работы, делают это не потому, что я играю кроссовер или потому, что я симпатичный парень. Они это делают потому, что убеждены в моём качестве солиста и хотят поработать со мной над Брамсом, Бетховеном или Сибелиусом. Другими словами: я знаю, что я умею играть, и нет такого критика, который заподозрил бы меня в недостаточном интонировании или нехватке техники. В чём заключается критика - это либо выбор моей одежды и как это неуважительно, либо этот повторяющийся  аргумент выразительности. Это чудесное неопределённое средство стиля, чтобы покритиковать артиста, которое, к слову,  всегда присутствовало в искусстве. Даже Ван Гог и Пикассо вынуждены были в своё время  терпеть нападки из-за своего выражения в искусстве.   Обо мне любят писать: "Это идеально только в техническом плане, у него нет души". Что тут ещё аргументировать? Сам для себя я знаю, что это не так. И люди, которые работают со мной, очевидно, тоже.

Аргумент, что Вы со своим кроссовер-ом "опошляете" (дословно: разбавляете водой...прим.пер.)  в какой-то мере классику, Вы не принимаете?
Дэвид: и здесь тоже всё наоборот: для меня кроссовер только тогда имеет смысл, когда ты знаешь, где твой дом и откуда ты пришёл. Кроссовер без классической базы не имел бы для меня ни смысла, ни понимания. Для комбинирования различных жанров необходима чёткая музыкальная база. В тот момент, когда ты привносишь (смешиваешь) в произведение что-то другое, ты используешь музыку, в первую очередь, как средство увлечь  (заинтересовать) публику, которая до этого, возможно, никогда не интересовалась классикой. Но если ты  уже пробудил в них этот интерес, то необходимо захватить людей качеством, чтобы при следующем шаге представить им то, с чем они до этого вообще не были знакомы.

Но в этом контексте немного удивляет обложка Вашего нового альбома. Вы действительно хотели именно этого?
Дэвид: да, хотел. Что Вас смущает?

Если быть довольно откровенным: это мало похоже на классический альбом, а больше на плакат красавчика, предназначенный для прикрепления на шкафчик  гомосексуального автомеханика.
Дэвид: (смеётся) если ещё дальше поиграться этой мыслью и сказать, что этот альбом покупают даже автомеханики, потому что им понравилась обложка, то я думаю, что многое сделано правильно. К тому же, я считаю, что автомеханики - замечательные люди. Я реально буду очень рад узнать, что это фото висит где-нибудь в автомастерской на одном из шкафчиков. Освоена новая аудитория.

С альбомом "Explosive" Вы решились на следующий шаг как кроссовер-артист, а именно - на Ваши собственные композиции. Как Вы сочиняете?
Дэвид: всегда по-разному. Есть композиции, рождённые в ночи, в те моменты, когда я просто что-то напеваю, до тех пор, пока не вылупится  мелодия. Для других композиций я активно ищу технически сложную базу и потом из этого мастерю  композицию, до того сложную технически, чтобы можно было сказать: это хорошая скрипичная партия.

Для чего вообще такое демонстрирование умения, при котором сложная техника является базовой для композиции?
Дэвид: ничего неправильного нет в том, что хороший исполнитель ищет чего-то виртуозного. Особенного, когда знаешь, что когда-нибудь ты будешь играть эти вещи вживую на концерте, то нельзя писать альбом, состоящий только из элегичных композиций. Для меня альбом должен исполнять не только роль диска, но я ещё и должен выступать с ним в турах. Например, в композиции "Furios", о которой Вы, вероятно, сейчас говорите, я думаю довольно визуально и представляю, насколько офигительно будет выглядеть то, что творится там в левой руке. Например, для восьмилетнего ребёнка это могло бы быть настолько захватывающе, что он потом, возможно, захочет сам играть на скрипке.

Благодаря чему хорошая композиция становится грандиозной?
Дэвид: этого Вам никто не скажет. Даже Бетховен, наверное, ответил бы: "Уф!". А этот коллега так много мастерил и исправлял в своих произведениях, что ему-то уж это должно быть известно. Я думаю, что очень важны самооценка и вкус композитора. Нужно просто знать, где мусор. Я редактирую и выкидываю, наверное, столько же, сколько и пишу. Определённый базовый инстикт в плане мелодии и гармонии должен, конечно же, быть в наличии, ему нельзя научиться. И в этом я вижу талант: распознавать (чувствовать, иметь чутьё), что должно остаться, а что не имеет значения. Никто не знает изначально, пишет ли он как раз хит номер один. И именно те, кто постоянно кричит о том, что написал именно такой хит, никогда, как правило, не становятся номером один.  Люди, которые слишком важничают, никогда не достигнут успеха. Потому что при обратной ситуации - именно сомнения в себе являются самым большим стимулом для артиста.

После нашего разговора, однако, очень нелегко представить Вас, полным сомнений в себе, в Ваших Нью-Йоркских апартаментах.
Дэвид: однако такое случается. Даже часто. Если бы я в себе не сомневался, то я бы не занимался ежедневно так много. Моя дисциплина происходит из факта, когда я себе говорю: "Вчера было хорошо, но сегодня я хочу быть немного лучше".

Это изречение Вы несёте с собой ещё из детства?
Дэвид: безусловно. Иногда это даже похоже на болезнь, потому что ты никогда собой не доволен. После замечательного концерта я недолгое время ещё наслаждаюсь аплодисментами, но потом сижу в гримёрке и думаю: "Так, что у нас там завтра? Что для этого ещё нужно сделать?" Я сам себя постоянно заставляю работать, потому что лень - она во всех нас есть, и самая большая задача нашего разума - побеждать эту лень. Достичь успеха - легко, а вот удержать его - очень трудно. Особенно, когда сознательно постоянно осмеливаются (сильно рискуют) идти вперёд, как это очень нравится делать мне. Без позиции "Это было хреново, и именно поэтому я попробую ещё раз" - ничего не получится. Это, действительно, связано: кто не готов иногда выглядеть идиотом, тот никогда не скажет ничего умного. Надо иметь яйца в штанах, чтобы сказать - или сделать - что-то дерьмовое. Только так научишься реально распознавать дерьмо.

Кстати: совершенно очевидно, что Вы очень любите разных композиторов. А есть кто-то, кого Вы находите дерьмовым?
Дэвид: хотите от меня сейчас мерзкой непочтительности? (думает) Ну хорошо: Джон Кейдж (John Cage). Я такое не понимаю. Когда всё до такой степени абстрактно, и музыка используется в качестве гиммика* - что самое смешное, именно это приписывают постоянно мне - то мне с этим не по пути. Это именно то, чего я не хочу. В конечном счёте, я всегда предоставляю замечательный продукт, содержащий в себе качество, и в котором музыка, естественно, упакована должным образом. Но до тех пор, пока это не отвлекает от замысла музыки, это не является гиммиком.

Чисто гипотетический вопрос напоследок: кем бы Вы стали, если бы Ваш отец торговал не скрипками, а блок-флейтами?
Дэвид: тогда мы, наверное, видели бы очень много блок-флейты в вечерней программе немецкого телевидения. (смеётся)

* ГИММИК [англ. gimmick - новинка, диковинка; хитроумная уловка] - рекламный прием; система привлечения внимания покупателей к новым товарам с помощью ярких витрин, рекламных щитов, необычных названий товаров, организации конкурсов покупателей и т.д.