Какой потрясающий подарок сделали итальянцы Дэвиду в день его рождения!
____________________
Когда музыка обручается с историей: Дэвид Гарретт в Парке Сколациум
LA MUSICA CHE CONIUGA LA STORIA: DAVID GARRETT AL PARCO SCOLACIUM
04.09.2017
Мария Дрози
http://www.deliapress.it/products/david … ria-drosi/
LA MUSICA CHE CONIUGA LA STORIA: DAVID GARRETT AL PARCO SCOLACIUM
di Maria Drosi
Il silenzio è alto. Alto, come le figure indistinte, che si aggirano nella vastità criptica del Parco.
Ombre vaganti, che si allungano, compaiono, scompaiono… Si perdono, si dissolvono: fantasmi, nel buio della notte.
Alta, è anche la notte. Senza luna, senza stelle. Testimoni ridondanti; scomparsi d’incanto.
Al chiarore tremolante delle fiammelle, sul percorso di pietra viva, che confluisce al palcoscenico; ospite di primo piano, in silente sospensione.
Di pietra viva è il tracciato. In tutto il tempo che è e che fu. Tempo per l’eternità.
Alta pure l’attesa, che spadroneggia sulla terra battuta, tra gli uliveti plurisecolari, nella effusa polvere, che dal VI° secolo a. C. si annida sul mistero delle cose intorno.
Sui ruderi di mattoni rossi al sole mediterraneo, della Basilica normanna, maiestatica, nella sua solennità; si crogiola negli strati di Storia millenaria, nelle storie incastrate, ciottolo su ciottolo, pietra su pietra, nella superba area archeologica.Che si stende come libro aperto di viaggio all’indietro, di “memoria tenuta alta agli occhi del mondo”.
Il Parco Scolacium della Roccelletta di Borgia, l’antica Scylletium, Skylletion, racconta, sussurrata tra le fronde, diluita in velate visioni, la sua storia.
Essenza dell’essere luogo della terra, “luogo di straordinaria bellezza” (Zubin Metha).
“Di qui si scorge il golfo di Taranto sacro ad Ercole, [……] e di fronte si erge la dea Lacinia e le rocche di Caulon e Scylaceum che infrange le navi…” (Virgilio, Eneide, III, 551-553).Il Parco Scolacium esprime così la sua anticamera. E si declama con mormorio di brezza di mare, che abbracciò Ulisse e Nausicaa e le Sirene.
Lo bisbiglia senza enfatismi di toni, senza sussulti di respiro; lo mostra con mescolanza di congiunzioni vissute ed immaginate, mitiche e vere.
E freme, impaziente e smanioso, dall’alto del suo rango.
Qui, il caos creativo è incontenibile.
“Qui l’ispirazione artistica vola molto oltre gli alberi” (Lorin Mazel).
Hic et nunc, proprio qui e in questo momento, tutto si disperde, in rarefatta sensazione.
E, per incantesimo, sprigiona nuova luce. Quando i riflettori si accendono sul palco , neutralizzando il buio dell’avanzare della notte.Quando l’oscurità si diffonde sulla platea, che al vento libera l’energia elettromagnetica assorbita nell’imponenza del silenzio e dell’attesa.
Tutto si consuma al suo apparire. David Garrett, il violinista del diavolo, biondo e bello, impossibile e possibile, si abbandona alla platea in delirio, con empatia, con i suoi virtuosismi, con naturale bellezza, con arte divina.
“Qualsiasi cosa si voglia dire c’è solo una parola per descriverla, un verbo per animarla, un aggettivo per qualificarla” (G. Flaubert).
E’ notte magica.
“Le mot juste” (cit.), la parola giusta: sublime!
David Garrett è così. Volto d’angelo e mani da diavolo, su uno Stradivari “A. Busch” del 1716. Seduce e strappa straripanti applausi, inauditi, nel corso di esecuzione di brani classici.
Lui, abilissimo manipolatore di elementi classici, pop, rock e rhythm-and-blues. Lui, che, mescolando e rimescolando suoni e ritmi, fa storia e ricompone storie.
Lui, che incarna la musica trasformista, dando vita ad una nuova tendenza, creando un nuovo umanesimo musicale.Lo fa con gioco, con ironia, con smaliziata follia, con forte tensione, con disarmante meraviglia.
Occhi chiusi e straordinariamente aperti in un impatto visivo ed emozionale titanico.
La risonanza del suono si fa vibrante, ora acuto, ora dolce, ora potente…
E si espande, irreale e sognante, quasi onirica, nel Parco, che per una notte è Parco della musica di un mito, che si proietta sul mondo.David Garrett, che ama e segue le impronte di Viotti, Paganini, Milenkovich e Heibetz, che sbalordisce anche gli esperti più qualificati e difficili, che fa della musica sintesi lirica di arte e bellezza , che è diretto da famosi maestri, quali Zubin Metha e Daniel Baremboim, si porge in disinvolti jeans e maglietta, dita inanellate, capelli raccolti, braccio tatuato.
Profanazione ed empietà , “se al suo posto ci fosse Uto Ughi “!David Garrett supera il cliché di ogni superfluo conformismo , oltrepassa il limite consuetudinario dei fedeli delle cattedrali della musica, realizzando un comune accordo di popolo con il tutto esaurito e un fenomeno sbalorditivo di massa senza età, plaudente, ed accendendo un surreale “dialogo” di anime tra artista e pubblico .
“Il dialogo è il sommo bene”: Garrett sa esaltare il valore morale del dialogo socratico e lo esprime senza infingimenti, con una punta di simpatica ironia, di propensione , di naturale feeling. E con la “fascinazione di musicista classico e perfomer rock”, tutta sua.E tutto si snoda in duet col pianista Julien Quentin, altra star della musica, eseguendo il programma , che, armonicamente dialogico, assembla Cesar Frank e Pablo Martin de Serasate con Romanza andalusa; unisce Tchaikowsky op.42 e la Ciarda di Monti; coniuga Edward Elgar, Prokoviev, Dvorak, Kreisler. In una sorta di “viaggio musicale in dialogo congiunto tra codici musicali diversi”.
Penetrante è il suono, intenso ed esplicito il fraseggio, trascinanti i virtuosismi creativi, suggestive le atmosfere.
Tutto favorito da un paesaggio di surreale ampiezza emotiva. Perché “suonare in un parco come Scolacium è qualcosa in più, è tutt’altra cosa…”(W. Marsalis).
Lo ripete, in questa notte seducente di fine estate, superando tempo, distanze, muri e barriere, David Garrett col suo Stradivari.Lui, che sa raccontare, con il linguaggio della musica; e che sa raccontarsi come specchio appeso alla parete.
Per tutti, è certo che ”non saremo gli stessi dopo essere stati qui” (W. Shorter).
ВНИМАНИЕ! КОПИРОВАНИЕ, ЦИТИРОВАНИЕ И ПЕРЕПОСТ ПЕРЕВОДОВ НА ДРУГИЕ РЕСУРСЫ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕНЫ!
Тишина звенит высоко в воздухе. Высокие размытые фигуры бродят по таинственным просторам парка. Блуждающие тени удлиняются, появляются, исчезают, теряются, растворяются, как призраки в темноте ночи.
Ночь темна. Без луны, без звезд. Лишние свидетели растворились как по волшебству.
В мерцающем свете пламени стоит оживший камень, он плавно переходит в сцену, они – главные гости, застывшие в тихом ожидании. Оживший камень – это связующая нить с тем временем, которое было и прошло. С вечностью.
Ожидание достигло пика. Оно правит бал на вытоптанной земле среди многовековых оливковых рощ и рассеянной пыли, которая с VI века до н.э. тайно копится вокруг.
В потрясающем археологическом месте под средиземноморским солнцем во всем своем величии – под слоями тысячелетней истории, под былями и небылицами – лежат развалины нормандской базилики из красного кирпича. Кирпич к кирпичу, камень к камню. Они лежат, как путеводитель в прошлое, как «книга памяти, открытая перед глазами всего мира».
Парк Сколациум в Рочелетта ди Борджа, античный Скиллетион, Скиллакион, шепотом листьев рассказывает свою историю, растворенную среди неясных видений. Это центр притяжения этого места на земле, «места необыкновенной красоты» (Зубин Мета).
«Вот и Тарент над заливом своим вдали показался, (Если преданье не лжет, он основан был Геркулесом), Храм Лакинийский за ним, Скилакей и твердыни Кавлона» (Виргилий, «Энеида», Книга III, с.551-553). (Перевод с латинского С.А. Ошерова)
Парк Сколациум приглашает в свои покои шепотом морского бриза, который обнимал Одиссея, Навсикаю и сирен (герои «Одиссеи» Гомера – прим. пер.). Он шепчет, не повышая тона, без предыхания, используя смесь видимых и воображаемых образов, мифических и настоящих. И дрожит от нетерпения и возбуждения с высоты своего величия.
Здесь царит творческий и неудержимый хаос. «Здесь вдохновение поднимается намного выше деревьев» (Лорин Мазель)
Hic et nunc, здесь и сейчас, все растворилось в разреженной атмосфере. И как по волшебству, загорается новый луч света. На сцене зажигаются софиты, нейтрализуя темноту наступающей ночи. В тот самый момент, когда тьма опускается на площадку, излучающую электромагнитную энергию, накопленную от ожидания в величественной тишине.
Но все меркнет при его появлении. Дэвид Гарретт, скрипач дьявола, красавец блондин, нереальный и реальный, восходит на сцену в исступлении, с эмпатией, со своей виртуозностью, с естественной красотой, с божественным искусством.
«Любое явление можно обозначить только одним существительным, оживить только одним глаголом, охарактеризовать только одним прилагательным». (Г.Флобер)
Ночь волшебна.
«Le mot juste», вот оно – правильное слово: «возвышенное»!
Дэвид Гарретт именно такой. Лицо ангела с руками дьявола, в которых – Страдивари «А.Буш» 1716 года. Он соблазняет и срывает неслыханные бурные аплодисменты по мере исполнения классических произведений. Он умелый манипулятор классики, рока, поп и ритм-и-блюза. Воплощая трансформистскую музыку, он вдыхает жизнь в новую тенденцию, создавая новый музыкальный гуманизм. Он это делает, играя, с иронией, с диким безумием, с сильным зарядом, с обезоруживающим восхищением.
Глаза закрыты, но вдруг широко распахиваются от титанического возбуждения.
Резонирующий звук звучит волнующе, теперь ярко, теперь нежно, теперь мощно…
Нереальный и волшебный, он распространяется по парку, который на одну ночь превратился в парк сказочной музыки, летящей над миром.
Дэвид Гарретт – который любит и следует наследию Виотти, Паганини, Миленковича и Хейфеца, который удивляет даже самых профессиональных и требовательных экспертов, который извлекает из музыки лирический синтез искусства и красоты, который играл со знаменитыми дирижерами, как Зубин Мета и Даниэль Баренбойм – одет в случайные джинсы и футболку, на пальцах кольца, волосы собраны в пучок, татуировки на руках. Осквернение и святотатство, «если бы на его месте был Уто Уги»! (итальянский скрипач и дирижер – прим. пер.)
Дэвид Гарретт не вписывается в клише любого излишнего конформизма, выходит за рамки, установленные традиционными поборниками канонической музыки, и звучит одним аккордом с публикой, которая раскупает билеты и ошеломляющим людским морем всех возрастов рукоплещет ему, ведя сюрреалистичный «диалог» душ между артистом и публикой.
«Диалог – это самое большое благо»: Гарретт знает, как извлечь моральную ценность из сократического диалога, и делится ею без притворства, с оттенком приятной иронии, симпатии, естественных чувств. Со всеми его «чарами классического музыканта и рок-исполнителя».
И все это работает в дуэте с пианистом Жульеном Кантеном, еще одним звездным музыкантом, в программе, которая со всей гармонией диалога включает в себя Сезара Франка и Пабло Мартина де Сарасате с «Андалусским романсом», объединяет ор.42 Чайковского и «Чардаш» Монти, соединяет Эдварда Элгара, Прокофьева, Дворжака, Крейслера. Своего рода «музыкальное путешествие через диалог, сочетающий разные музыкальные коды».
Проникающий звук, интенсивная и яркая фразировка, захватывающие виртуозные пассажи, чарующая атмосфера. Нравится все: от пейзажа до сюрреалистичной эмоциональной глубины. Потому что «играть в таком парке, как Сколациум, это что-то запредельное, это что-то из другого мира…» (У. Марсалис)
Этой соблазнительной ночью на исходе лета Дэвид Гарретт со своей Страдивари повторяет это, проходя сквозь время, пространство, стены и барьеры. Он знает, как говорить на языке музыки. Он умеет рассказать о себе подобно зеркалу, висящему на стене.
Всем очевидно, что «побывав здесь, мы никогда больше не будем прежними». (У.Шортер)
Ира спасибо!
