За сканы спасибо Nicky!
29.03.2008 The Times
Страница: 1
Сообщений 1 страница 15 из 15
Поделиться110.11.2011 03:43
- Заблокирован
- Откуда: Россия
- Уважение: +207
- Позитив: +5
Поделиться202.03.2012 14:20
- Житель
- Уважение: +849
- Позитив: +77
Хотя и давняя, но ооочень интересная статья - сурово, жестко, подробно. Познавательно. Еще один шаг к лучшему пониманию личности.
Исходный текст даю на вс.случай - если кто захочет уточнить, что там в оригинале, поскольку зачастую переводила сильно "по мотивам". Конечно, старалась сохранять смысл, но не уверена, что сама все поняла правильно.
Кстати, самым муторным занятием оказалось набивать текст со скана вручную, боюсь, что больше меня на такое не хватит. Так что вдруг если кому не лень - там еще сканы статей есть, набейте, а я переведу))
Свернутый текст
His publicist is in defensive mode when I arrive. “David [rarely will you meet someone bearing the name who is so clearly not a Dave], you gave me just an hour’s notice and it was a Thursday night.” In response there’s the shrugging off of a jacket, leaving broad, bare shoulders exposed, and the raking of a hand through dirty-blonde hair: “But I had this totally hot babe hanging on my every word and the place she wanted to go to was Mr Chow [the Knightsbridge restaurant]. When you couldn’t get us in, she bailed on me.” So saying, the classical violinist with the rock star looks leans forward to examine his face, from a variety of angles, in the dressing room mirror (it seems to meet with his approval).
“Sounds like a nice girl,” I think to myself, hovering in the doorway of this West London photographic studio as the dialogue unfolds. But David Garrett isn’t really put out, nor his PR in trouble: it’s kind of a given that some other hot babe will happen along in a minute. For even in this age of sex selling everything, the Radio 3 playlist included, it’s unusual to find a performer so secure in their own sheer gorgeousness as this 26-year-old. Here he is now, wheeling round to view digital images from the ongoing shoot. “You look great,” it occurs to me to say by way of introduction, having stepped forward to peer over his shoulder. But no. The words would be redundant. He simply isn’t in any doubt.
Not that there’s an unpleasantness about him: Garrett is intelligent, says his Pleases and Thank Yous, knows when to deploy a winning smile. But he also radiates the confidence of one who is used always to being the focus of whichever room he is in, this because he is both extraordinarily talented and also a bit (OK, a lot) of a head-turner. How perfect, then, that while studying under the great Itzhak Perlman at Juilliard in New York, he supplemented his income and fed his ego by modelling for print and runway, twice being booked for Fashion Week, on one occasion by Giorgio Armani.
“I enjoyed it,” he says of the whole clotheshorse experience. “There were an awful lot of very beautiful women around, which is something I’m always very enthusiastic about [here he gives a man-to-man wink]. And because no one knew what I did and they all looked on me as just another face, it was very flattering. I found I liked getting attention for me as a person, not just for the violin. Plus, having been used to being on stage from an early age, it wasn’t a problem for me to connect with a lot of people. I’m not shy and found the work easy and pleasant.” And its legacy is the practised way in which he interacts with our photographer, constantly throwing shapes. “Good?” he asks several times, but rhetorically.
The descriptive shorthand most often used by those reporting on the phenomenon of the younger Garrett was, inevitably, “child prodigy”. Sixteen years on from his public performance debut, his upper lip curls derisively on my repetition of the words. “How I hate that term,” he says, between mouthfuls of salad. “It makes it all seem happy, light and effortless. But the fact is no one would buy a ticket to see a child play if they knew what was happening behind the velvet curtains. To say you would is to be ignorant of the sacrifices required. It’s to overlook the way in which they’re pushed by their parents and tormented by their teachers. It’s to deny the mental fallout from so much pressure at too young an age.”
A kind of slavery, then? “In a way. Sometimes more so, sometimes less. What I’m saying is that I’ve met an awful lot of fantastically talented young musicians, but that I have never ever met a prodigy. Of course, they each had the innate talent and physical ability. But it’s no accident that they also have that ease on stage, that huge memory capacity for the music, and the mind-to-hand coordination. They have all those things precisely because they’ve been encouraged to be driven and disciplined throughout their short lives, in a way that is not always healthy for them.” And Garrett is not speaking purely objectively. When he describes his own boyhood, the word that springs most readily to mind is “Childline!”
Born in Aachen, Germany’s most westerly city, to a lawyer father and his American wife (“Trusting in my talent, they made the decision early that I should use my mother’s surname professionally, it being so much easier to pronounce”), he first picked up a violin aged 4. By 5, he was being taken across the border to Holland each weekend to study with his first teacher. By 7, and for the next 3 years, the commute was to the north German port of Lьbeck and a different tutor (“A 6-hour journey on a Thursday evening, then the same home again on a Sunday night”). By 10, he was performing with the Hamburg Philharmonic and by 12, had signed to Deutsche Grammophon (DG).
“Unlike my brother, two years my elder, I didn’t go to a normal school but was home-tutored. That, and the fact that I was travelling so much, meant that I didn’t have anyone to play with, didn’t have friends, was pretty much isolated from peer company. To start with and because it was all I knew, I didn’t complain. Only when I was older and began to compare my life with what appeared to be the normal childhoods of those around me did I start to take issue. Looking back, there was a tremendous amount of pressure on me, but I’ve grown out of wanting to make my parents feel guilty. They know themselves they made a million mistakes and we’re reconciled. If I lived in the past, I couldn’t have fun today.”
Garrett admits that his father had himself entertained dreams of being a violinist. “It sounds so stereotypical, doesn’t it? But I wouldn’t say he was living vicariously through me. I think he – they – just thought I had a talent which should be progressed, and that a musician’s life would be good for me.” Over time, however, an increasing awareness of his own gift brought a degree of self-confidence. “I didn’t like to fight with my dad, but here was someone trying to tell me how to play a passage - ‘Use a wider vibrato. More bow! Less bow!’ – when he couldn’t do so himself. I soon realised I was superior to him. I’d probably been superior from the age of 6. It was inevitable there’d be differences of opinion.”
Meanwhile, and to offset the costs of tutelage/travel, there were concerts (as many as 90 a year and all over the world, from South America to Russia) and those recordings for DG. “I suppose it was only fair,” he says of this. “They [his parents] didn’t want to pay for it all out of their own pockets.” But coinciding as it did with his own entry into adolescence, Garrett found the schedule simply too draining, too demanding. “Because in addition I was having to practise for seven or eight hours a day at a time when my body was growing… I made mistakes physically and for a period of about four years was pretty much in pain when playing. That took any last fun away. I almost came to despise the violin.”
Ironically, though, one celebrated name after another was speaking of his potential greatness. Said the conductor Zubin Mehta, “I’ve watched David’s development from the age of 11 and he is surely going to have a resounding presence in the musical world of the 21st century.” And the violinist Ida Haendel, one of his tutors during this time: “He’s a wonderful player with excellent technique and natural musicianship.” Yehudi Menuhin, with whom he played when just 12: “His performances are totally wonderful.”
But more even than growing pains, it was the issue of control – of who had it – that was responsible for Garrett’s unhappiness. «I felt that the life I was living wasn’t my decision, which is a tough cookie to chew on. There was this whole machinery of people dependent on my playing well, and I didn’t like it.” Irrespective therefore of the praise being lavished upon him, he came to realise that being able to carry on with a musical career was dependent on his falling back in love with his instrument (by then, a Stradivarius from 1710 offered to him by an unnamed admirer). And the only way to do that seemed to be by achieving distance and independence.
A first shot at escape went off half-cocked. On visiting it as a child, he had been enthralled by New York. But his parents dismissed it as being too distant as a place of study (this while funding his brother through Harvard) and insisted he enrol aged 17 at the Royal College of Music in London. “So many things fail because you’re not committed to them, and that was a case in point,” he says (he dropped out within months). “London didn’t offer enough geographic distance. My folks were still just a Eurostar ride away.”
Eighteen months later, after travelling to Manhattan on the pretext of visiting his brother and having arranged secretly to audition for the admissions board while he was there, Garrett presented his father and mother with a fait accompli: he had been accepted on a three-year course at the Juilliard School of Music. How did they receive the news? “Not too well. Let’s just say that I paid for all the costs of it myself.” Finally being in the city and institution of his own choice, he re-engaged musically and indeed blossomed, helped greatly in the latter respect by his tutor there, the aforementioned and celebrated Israeli-American Perlman.
“Normally the teachers have between 40 and 50 students each, but due to his reputation he was able to work with just three or four. That he chose me was honour enough, but I was luckier still in that he had a shoulder injury at the time and for a year and a half was unable to travel or play concerts – I could never normally have expected to see him on such a regular basis. And he is an amazing, very inspiring man, a free spirit. Ninety-five per cent of all violinists sound alike these days because everyone’s trying to repeat some formula that’s been successful in the past. But he encourages his pupils to develop that which is unique to them and taught us never to copy anything or anyone else.”
In New York, Garrett grew into his own skin on a personal level, too. It doesn’t appear that he was ever lacking in physical confidence, but the frequent approaches of modelling scouts when he was out and about on the streets certainly helped consolidate his sense of self. A change of hair colour worked for the ladies, too. So when I remark that it must have been difficult for a handsome 19-year-old newly set free in the big city to resist the lure of sex, drugs and rock’n’roll, he laughs broadly. “I’ve seen it all. Was it easy to say no? I didn’t try. I’d hold things together when I was studying, but as soon as I got a weekend off… You need to get things out of your system. To cage yourself indefinitely is not good.”
Four years on from graduation, and with his recording and concert schedule back at full pelt, he no longer allows himself such licence. “To do my music at the appropriate level I have to be physically healthy and my mind totally clear on stage. OK, I’m not a total saint and will binge once in a while when I have time off. But basically I had to make a decision: party my life away or be a world-class violinist? I chose the latter.” He continues to base himself in New York, a city which he says has all the things he loves, “from art and great architecture through to fashion, parties and amazingly fabulous girls. Unlike in Europe, you can do pretty much whatever you want, whenever, and I find that very appealing.”
Inevitably, given he is such an irresistibly saleable package, there is now a crossover album, Virtuoso, one that finds him applying that Strad and that undeniably awesome technique and interpretative ability to material ranging from Bernstein to Metallica. And no surprises that the promotional campaign presents him as the Beckham of the violin. “But this is just a side project to the main event,” he insists. “Of course, I hope it will be successful, but my biggest pride is in performing the great composers. I want to use it as a hook with which to drag new audiences into my classical concerts.” Saying which, he checks his reflection in an adjacent window, and then gives a killer smile. Still looking good…
ВНИМАНИЕ! КОПИРОВАНИЕ, ЦИТИРОВАНИЕ И ПЕРЕПОСТ НАШИХ ПЕРЕВОДОВ НА ДРУГИЕ РЕСУРСЫ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕНЫ!
Зеленым - варианты перевода, курсив - мои ремарки
В момент моего появления его пресс-агент как раз отбивается:«Дэвид (редко встретишь человека с таким именем, который был бы столь явно НЕ Дейв), ты сообщил мне всего за час, и это был вечер четверга». Отвечая, он сбрасывает пиджак, открывая широкие плечи (leaving broad, bare shoulders exposed – дословно: оставляя широкие обнаженные плечи непокрытыми, беззащитными; ха, прям поэма) и взъерошивает (?) русые волосы.
«Но эта totally hot babe [/color](растерялась – как переводить-то? То есть в принципе ясно…) кривилась на любое мое предложение, единственное место, куда она хотела пойти, было Mr Chow (ресторан в Найтсбридже). Когда ты сказал, что не можешь это устроить, она слилась (?)». Говоря это, классический скрипач, выглядящий рок-звездой, наклоняется, чтобы в разных ракурсах рассмотреть свое лицо в зеркале гримерки (и, похоже, увиденное вызывает его одобрение)
«Прелестная девочка», - думаю про себя, болтаясь в дверях фотостудии в Западном Лондоне, где разворачивается этот диалог. Но на самом деле ни Дэвид не расстроен, ни агент не переживает: ясно же, что на смену одной hot babe моментально придет другая. Ведь даже в этом возрасте, когда всё определяется сексуальностью (the Radio 3 playlist included – к чему это?), редко встретишь исполнителя, настолько уверенного в своем исключительном превосходстве (блеске, великолепии), как этот парень 26 лет от роду. Здесь и сейчас он просматривает цифровые снимки с как раз проходящей фотосессии. «Ты обалденно выглядишь» - такое вступление приходит мне в голову, когда, шагнув вперед, я заглядываю ему через плечо. Но нет. Слова излишни. Он просто не вызывает сомнений.
Во избежание недоразумений (возникновения неприязни к нему): Гаррет образован и воспитан (одно из значений intelligent - человек, ставший умным в результате образования и воспитания), знает, когда включить обворожительную улыбку (поддать обаяния). Но при этом от него исходит уверенность человека, привыкшего повсюду находиться в центре внимания, поскольку он необычайно талантлив, а еще слегка (ну ладно, здорово) привлекает внимание окружающих. Поэтому замечательно, что во время учебы у великого Itzhak Perlman в Juilliard in New York он подпитывал свой доход и самолюбие, подрабатывая моделью для журналов и на подиуме, дважды участвовал в Fashion Week, в том числе в показе Giorgio Armani (вот бы это увидеть! Дэвид на подиуме – упИсаться можно)))
«Я этим наслаждался, - говорит он про опыт «вешалки». - "Вокруг столько нереальных красавиц, а это всегда приводит меня в восторг (подмигивает, ухмыляясь). Кроме того, никто не знал, чем я занимаюсь, на меня просто смотрели как на другого человека, и это было очень приятно. Оказалось, мне нравится внимание и к моей персоне, а не только к скрипке. Плюс я с ранних лет привык находиться на сцене, поэтому контакты с большим количеством людей не были проблемой. Я не стеснителен, так что работа была легкой и приятной». И его опыт (отголоски той поры) чувствуется в том, как он взаимодействует с нашим фотографом, принимая разные позы. «Нормально?» - спрашивает он время от времени, но риторически.
Те, кто рассказывает о феномене юного Гарретта, чаще всего неизбежно используют словечко «вундеркинд». 16 лет спустя после публичного дебюта он саркастически кривит губы.
«Как я его ненавижу! - говорит он между прочим (самый очевидный перевод - жуя салат. Может, и так). - "Из-за него все выглядит счастливым и легким, доставшимся без усилий. Но на самом деле никто не купит билет, чтобы увидеть игру ребенка, зная, что происходит за бархатным занавесом. Говорить так - это значит не понимать, какие требуются жертвы. Не иметь представления о принуждении (давлении) родителей и мучительстве учителей. Отрицать психические последствия столь сильного прессинга в слишком юном возрасте»
Получается, своего рода рабство? «В известном смысле. Иногда больше, иногда меньше. Могу сказать, что я встречал массу фантастически талантливых молодых музыкантов, но никогда не встречал вундеркинда (чудо). Конечно, каждый из них имел врожденный талант и физические способности. Но эта непринужденность на сцене, огромный объем музыкальной памяти и согласованность действий головы-рук [/color](не знаю, как адекватно перевести mind-to-hand coordination) не явились из ниоткуда. Все это присутствовало именно потому, что эти ребята были поощряемы, ведомы (управляемы) и подчинены дисциплине на протяжении всей своей короткой жизни, что не всегда проходило для них бесследно». И Гарретт не просто полностью объективен (знает, о чем говорит). Когда он описывает собственное детство, первым делом на ум приходит слово «Childline!» (? детский конвейер - вроде как на фабриках, использующих детский труд?)
Рожденный в Аахене, самом западном городе Германии, у отца юриста и его американской жены («Поверив в мой талант, они быстро решили сделать моим псевдонимом фамилию матери, поскольку ее намного легче произносить»), он впервые взял скрипку в четыре. В пять его каждые выходные возили через границу, в Голландию, к первому педагогу. С семи он три года регулярно ездил в северный немецкий порт Любек к другому учителю («шестичасовая поездка в четверг вечером, а воскресным вечером обратно»). В десять он выступал в Гамбургской филармонии, в 12 подписал контракт с Deutsche Grammophon (DG).
«В отличие от брата, на два года старшего, я не ходил в обычную школу, учился на дому. Следствием этого, а также постоянных разъездов, стало отсутствие друзей, практически полная изоляция от компании сверстников. Поначалу, поскольку я не знал ничего другого, я не жаловался. Только став старше и начав сравнивать свою жизнь с тем, что было нормальным детством для окружающих, я стал протестовать (спорить, сомневаться). Оглядываясь назад, я понимаю, какому ужасающему давлению подвергался, но я перерос желание заставить родителей чувствовать себя виноватыми. Они знают, что наделали миллион ошибок, и мы примирились. Живи я прошлым, я не мог бы получать удовольствие сегодня».
Гарретт признает, что его отец сам мечтал стать скрипачом. «Звучит ужасно стереотипно, верно? Но я бы не сказал, что он пытался реализоваться (жил опосредованно) через меня. Думаю, он (они) просто думал, что у меня был талант, который должен развиваться, и что жизнь музыканта была бы хороша для меня». Со временем, однако, все большее осознание собственного дара увеличивало уверенность в себе. «Я не люблю спорить (ссориться) с отцом, но он пытался показать мне, как играть («используй более широкое вибрато. Больше смычка! Легче смычок!»), сам не будучи способен сделать это. Вскоре я понял, что выше. Я, наверное, был лучше лет с шести (ага, помните - услышав папу, сказал, что играет подросток-недоучка))). Расхождения во мнениях были неизбежны».
Тем временем расходы на обучение и поездки отбивались за счет концертов (до 90 в год по всему миру, от Южной Америки до России) и записями на DG. «Полагаю, это было справедливо (честно), - говорит об этом Дэвид. - Они (родители) не хотели оплачивать все из собственного кармана». Но с наступлением подросткового периода график начал казаться ему слишком изматывающим (иссушающим, требовательным). «Потому что приходилось заниматься по семь-восемь часов в день, тогда как мое тело росло… Я делал ошибки, а года четыре игра вообще сопровождалась болью. Это убило последнюю радость. У меня едва не возникло отвращение к скрипке».
По иронии судьбы знаменитые музыканты наперебой прочили ему великое будущее. Дирижер Zubin Mehta: «Я наблюдал развитие Давида с 11 летнего возраста, и он, безусловно, заметно прозвучит в музыкальном мире 21-го века». Скрипачка Ida Haendel, одна из его педагогов того времени: «Он замечательный исполнитель с отличной техникой и врожденной музыкальностью». Yehudi Menuhin, с которым он играл в 12: «Его выступления абсолютно прекрасны».
Но куда серьезнее болезни роста, была проблема контроля - осуществлявший его ответственен за несчастье Гарретта (чёта недопоняла). «Я чувствовал, что жизнь, которой я живу, - не мое решение, слишком все не по-детски сурово (tough cookie - «жесткое печенье», «крепкий орешек», «хулиган»). Моей игрой управлял целый аппарат народу, и меня это совсем не устраивало». Поэтому, невзирая на щедро расточаемые славословия, он пришел к выводу: чтобы продолжать музыкальную карьеру, ему необходимо вернуть любовь к инструменту (к тому времени это был Страдивари от анонимного поклонника). А обязательные условия осуществления этой цели - расстояние и независимость.
Первая попытка освободиться скисла из-за недостатка опыта. В детстве он был покорен Нью-Йорком, но родители решили, что это слишком далеко (при этом старший учился в Гарварде), и по их настоянию в 17 Дэвид записался в Royal College of Music в Лондоне. «Столько начинаний проваливается из-за недостатка заинтересованности и необходимых усилий. Это был как раз такой случай, - говорит он (бросил, не проучившись и нескольких месяцев). - Лондон не обеспечивал нужную дистанцию. Родителям достаточно было сесть на Eurostar [/color](скоростной поезд, курсирующий между Парижем и Лондоном, время в пути - 2 часа 15 минут, скорость - 160-300 км/ч - прим. пер.).
Восемнадцать месяцев спустя, съездив в Нью-Йорк «навестить брата» и тайком пройдя прослушивание в приемной комиссии, Гарретт поставил родителей перед фактом: он принят на трехлетний курс в Juilliard School of Music. И как они восприняли новость? «Не очень. Достаточно сказать, что все расходы я оплатил сам». Но в итоге, самостоятельно выбрав город и учебное заведение, он вновь обрел вкус к музыке и расцвел пуще прежнего, причем немалая заслуга в этом принадлежит его наставнику - упомянутому уже прославленному израильско-американскому музыканту Ицхаку Перлману.
«Обычно преподаватели берут по 40-50 студентов, он же благодаря своей репутации имел возможность работать всего с тремя-четырьмя. То, что он выбрал меня, было само по себе честью, плюс к тому у него была травма плеча и года полтора он не мог ездить с концертами - так что мне очень повезло, ведь в противном случае я не смог бы видеть его регулярно. Он удивительный, очень вдохновляющий человек, независимая личность.
Сегодня 95% скрипачей звучат схоже, поскольку пытаются следовать каким-то «выстрелившим» (успешным в прошлом) рецептам. Но он поощряет своих учеников развивать собственную индивидуальность, никогда ничего и никого не копировать».
В Нью-Йорке Гарретт как личность выбрался из скорлупы (сбросил старую кожу?). Не то чтобы ему когда-то недоставало уверенности в себе, но тот факт, что скауты модельных агентств частенько подходили к нему буквально на улице, конечно, здорово повлиял на укрепление его самооценки. Смена цвета волос была ориентирована преимущественно на дам. Замечание о том, что симпатичному 19-летнему «вчерашнему узнику» в большом городе, вероятно, сложно устоять перед соблазнами из серии «секс, наркотики и рок-н-ролл», вызывает смех. «Всякое бывало. Трудно ли было устоять? Я и не старался. Я был сосредоточен на учебе, но в выходные с удовольствием отрывался (? совсем не уверена. I’d hold things together when I was studying, but as soon as I got a weekend off… - есть адекватные варианты?). Выпускать пар просто необходимо - нельзя бесконечно держать себя в клетке».
Спустя четыре года после окончания консерватории, когда его концертно-альбомный график вновь забит под завязку, он больше не позволяет себе таких злоупотреблений. «Чтобы играть на должном уровне, я должен быть здоров (ну, как минимум хорошо себя чувствовать, с похмельем тут никак))), голова на сцене должна быть абсолютно ясной. Ок, я ни разу не святой и не прочь иногда выпить - в свободное время. Но вообще-то выбор был прост: превратить свою жизнь в непрерывную вечеринку или стать музыкантом мирового класса. Я выбрал второе».
Его «портом приписки» остается Нью-Йорк - город, где, по его словам, есть все, что он любит, «от искусства и великой архитектуры до моды, вечеринок и невообразимо прекрасных девушек. И в отличие от Европы здесь можно делать почти все что угодно, и когда угодно, что кажется мне очень привлекательным».
Неотразимость (со всеми коммерческими вытекающими) доставшейся ему «упаковки» не подлежит сомнению - как и то, что в кроссовер-альбоме Virtuoso он найдет применение и Страдивари, и своей фантастической технике, и умению необычно преподносить самый разный материал, от Бернштайна до Металлики. Неудивительно также, что в рекламной кампании его позиционируют как Бэкхема со скрипкой. «Но этот проект - всего лишь часть реализации общего плана, - настаивает он. - Конечно, я надеюсь на его успех, но моя самая большая гордость - играть великих композиторов. Так что это своего рода крючок, на который я хочу поймать новую аудиторию и привести ее на мои классические концерты».
С этими словами он взглядывает на свое отражение в окне и выдает убийственную улыбку. По-прежнему великолепен…
Отредактировано Elina (02.08.2012 22:38)
Поделиться303.03.2012 11:04
ого, Elena, да вы герой переводческого фронта!)
Поделиться403.03.2012 15:55
- Администратор
- Откуда: Germany
- Уважение: +32412
- Позитив: +17406
Лена, СПАСИБО! Ещё не читала, оставлю эту вкуснятину на вечер)))...но уже сейчас гооворю СПАСИБО!!!
Поделиться503.03.2012 23:04
- Житель
- Уважение: +849
- Позитив: +77
спасибо, девочки, я старалась)
Так что, подсобить никто не возьмется?))
Поделиться604.03.2012 06:39
Elena написал(а):
«Childline!»
линия психологической помощи для детей и их родителей в Великобритании. Я думаю, имеется в виду, что ДГ (или его родителям) не помешала бы консультация этой службы
Elena написал(а):
totally hot babe (растерялась – как переводить-то? То есть в принципе ясно…)
цыпочка?
остальное мне нравится.
Elena написал(а):
Кстати, самым муторным занятием оказалось набивать текст со скана вручную
боже... да вы и вправду герой. большинство статей можно найти в сети в текстовом варианте и конкретно эту я тоже находила (хотя так и не решилась переводить). если что захочется перевести со скана - зовите, я попробую найти текст
Поделиться704.03.2012 15:50
- Житель
- Уважение: +849
- Позитив: +77
Div4ina написал(а):
Childline - линия психологической помощи для детей и их родителей в Великобритании
о, спасибо, не встречала об этом ничего, буду знать
Вот этот текст не поищете:
05.2008 Я могу делать самые нелепые вещи, и никогда не жалеть (Дубаи)
"вызывает мой живой интерес")) И сама посмотрю, конечно
Поделиться804.03.2012 16:23
Elena написал(а):
Вот этот текст не поищете:
поискала. боюсь, его в сети нет. по-крайней мере поисковиками не индексировался =(
Поделиться904.03.2012 17:09
- Житель
- Уважение: +849
- Позитив: +77
Div4ina написал(а):
боюсь, его в сети нет
[взломанный сайт] [взломанный сайт] [взломанный сайт]
Поделиться1012.03.2012 12:15
- Житель
- Уважение: +849
- Позитив: +77
Elena написал(а):
Сегодня 95% скрипачей звучат схоже, поскольку пытаются следовать каким-то «выстрелившим» рецептам. Но он (Перлман) поощряет своих учеников развивать собственную индивидуальность, никогда ничего и никого не копировать
самое забавное, что если Дэвид на кого и похож, так это именно на Перлмана. Некоторые вещи прям не отличишь - Бетховенский концерт, например. И вообще Перлман играл, по-моему, все, что есть на Legacy, и звучит очень близко (на мой слух по крайней мере).
Нет, я не имею в виду подражание или копирование! Скорее дело именно в глубочайшей внутренней связи, очень схожем понимании и вИдении музыки, что ли, возможно схожем темпераменте и энергетике. Их встреча, их совместная работа, мне кажется, действительно была самой большой удачей Дэвида, эдаким неслучайным везением на мощнейшем фундаменте
Поделиться1121.03.2012 13:56
- Администратор
- Откуда: Germany
- Уважение: +32412
- Позитив: +17406
Elena написал(а):
«Всякое бывало. Трудно ли было устоять? Я и не старался
Ну и правильно)))..."самый лучший способ избавиться от искушения - это поддаться ему")))....
Лена! Спасибо за перевод! Классная статья, классный перевод! Даже со всеми непонятками и сомнениями - всё равно всё понятно!
Поделиться1224.05.2014 18:28
- Свой человек
- Уважение: +951
- Позитив: +1014
Поправки к переводу (пост 2). Цвет поправок - тёмно-голубой. )
Отвечая, он сбрасывает пиджак, открывая широкие плечи (leaving broad, bare shoulders exposed – дословно: оставляя широкие обнаженные плечи непокрытыми, беззащитными; ха, прям поэма) и взъерошивает (?) русые волосы.«Но эта totally hot babe [/color](растерялась – как переводить-то? То есть в принципе ясно…) кривилась на любое мое предложение, единственное место, куда она хотела пойти, было Mr Chow (ресторан в Найтсбридже). Когда ты сказал, что не можешь это устроить, она слилась (?)».
В ответ, он скидывает куртку, демонстрируя широкие оголённые плечи и сгребает рукой русые волосы. «Но эта горячая красотка ловила каждое моё слово (говоря по-русски «смотрела мне в рот») и единственно, куда она хотела пойти, это Mr Chow (ресторан в Найтсбридже). Когда ты не смог это устроить, она меня кинула.»
Ведь даже в этом возрасте, когда всё определяется сексуальностью (the Radio 3 playlist included – к чему это?), редко встретишь исполнителя, настолько уверенного в своем исключительном превосходстве (блеске, великолепии), как этот парень 26 лет от роду.
Даже в наш век, где с помощью секса продается всё, в том числе и плейлист Radio 3, редко встретишь исполнителя, настолько уверенного в своем исключительном великолепии, как этот 26-летний.
Те, кто рассказывает о феномене юного Гарретта, чаще всего неизбежно используют словечко «вундеркинд». 16 лет спустя после публичного дебюта он саркастически кривит губы. «Как я его ненавижу! - говорит он между прочим (самый очевидный перевод - жуя салат. Может, и так). - "Из-за него все выглядит счастливым и легким, доставшимся без усилий. Но на самом деле никто не купит билет, чтобы увидеть игру ребенка, зная, что происходит за бархатным занавесом. Говорить так - это значит не понимать, какие требуются жертвы. Не иметь представления о принуждении (давлении) родителей и мучительстве учителей. Отрицать психические последствия столь сильного прессинга в слишком юном возрасте»
Те, кто рассказывает о феномене юного Гарретта, чаще всего неизбежно используют словечко «вундеркинд». 16 лет спустя после публичного дебюта, он вздёргивает в насмешке верхнюю губу при моём упоминании этого слова. «Как же я ненавижу этот термин,» говорит он, между тем кушая салат."Из-за него всё кажется благополучным , лёгким и естественным. Но на самом деле никто бы не купил билет, чтобы увидеть игру ребенка, если бы знал, что происходит за бархатным занавесом. Сказать, что вы бы купили (билет) - значит не понимать, какие требуются жертвы. Значит - игнорировать то, какому давлению подвергают их родители и мучению – их учителя. Значит - отрицать психические последствия столь сильного прессинга в слишком юном возрасте.» [взломанный сайт]
Но эта непринужденность на сцене, огромный объем музыкальной памяти и согласованность действий головы-рук [/color](не знаю, как адекватно перевести mind-to-hand coordination) (координация ума и рук) не явились из ниоткуда.
Но эта непринужденность на сцене, огромный объем музыкальной памяти и координация ума и рук не явились из ниоткуда.
Но куда серьезнее болезни роста, была проблема контроля - осуществлявший его ответственен за несчастье Гарретта (чёта недопоняла). «Я чувствовал, что жизнь, которой я живу, - не мое решение, слишком все не по-детски сурово (tough cookie - «жесткое печенье», «крепкий орешек», «хулиган»).
В большей степени, чем болезни роста, вопрос стоял в контроле – в том, кто его осуществлял- кто и несёт ответственность за несчастье Гэрретта. «Я чувствовал, что жизнь, которой я живу - это не мое решение, оно – слишком жёсткое печенье, чтобы прожевать.»
В Нью-Йорке Гарретт как личность выбрался из скорлупы (сбросил старую кожу?).
Также, в Нью-Йорке, Гэрретт обрёл уверенность в себе, как личность.
Я был сосредоточен на учебе, но в выходные с удовольствием отрывался (? совсем не уверена. I’d hold things together when I was studying, but as soon as I got a weekend off… - есть адекватные варианты?).
Пока я учился, я был собран, но как только появлялся выходной.... [взломанный сайт]
Поделиться1325.05.2014 14:43
- Администратор
- Откуда: Germany
- Уважение: +32412
- Позитив: +17406
suahili, спасибо большое за редактуру! [взломанный сайт]
Поделиться1405.06.2017 23:46
Освежу сканы...
Поделиться1507.06.2017 15:32
- Администратор
- Откуда: Germany
- Уважение: +32412
- Позитив: +17406
sintia27, спасибо!
Страница: 1